> Блеск и нищета семьи Ганечкиных

* * *Рафка Ганечкин, мстительно крикнув в дверную щель: вы, папочка, не жид... вы жмот и поджидок – торопливо ссыпается с лестницы. Грохочет входная дверь загаженного подъезда. Бесноватый Рафка, рыжий позор семейного клана Ганечкиных, то и дело проклинает отпущенную генами еврейскую каплю крови, сообщающую, впрочем, его кипучей натуре известную долю авантюризма.Рафке около двадцати, он с юношеской непринуждённостью одет в мятые, обрезанные (sic) джинсы и ковбойку цвета испуганной семги. Визгливый голос его до странности напоминает ржавое сопрано старой Цили, Рафкиной бабушки по отцовской линии.Циля отзывается о Рафке кратко, но выразительно: согрешили во чреве.Отец, Семён Рафаилович (нетрудно догадаться, что Рафку назвали в честь покойного деда), и правда, ни то, ни сё: мягок, покладист и неказист.Гневаясь, супруга Сёмы, Броня Исидоровна, именует его неудавшимся педерастом.Бронечка, робко отзывается Сёма, солнце да не зайдёт во гневе вашем Библейская цитата кажется приклеенной к его благообразному личику.Русские, ляхи, евреи, хохлы, чуваши и мордвины столь прочно обсели многонаселённую родню Ганечкиных, что Сёма привык оперировать той национальностью, которая в данный момент представлялась ему наиболее удобной. Презрев ухабы скромной карьеры счетовода, Семён Рафаилович открыл в себе бьющий серной струёй талант порнографа-многостаночника, специалиста по испражнениям человеческой психики...Пожав плечами в ответ на Рафкин взрыв негодования: можешь орать что угодно, денег я всё равно не дам – Сёма возвращается к длинному желтоватому листу бумаги и с наслаждением пишет на нём большими кривоватыми буквами: «Жанна ощутила в руках неимоверной величины член Генриха и не поверила своим глазам». Один из желтейших, как моча поросёнка, бульварных журнальчиков ожидает от Сёмы исполнения очередного заказа; на сей раз это опус о том, как карлица-фетишистка Жанна безуспешно пытается соблазнить изумительного красавца Генриха, пассивного зоофила... Генрих имеет обыкновение мучить животных до тех пор, пока они не принимаются его насиловать.Образ Жанны навеян недавним сообщением Брони: младшая дочь Ганечкиных, девятиклассница Риммочка, вовсю уже мастурбирует полированной ручкой от зонтика...Бурлящая соком, половозрелая школьница, которую папа упорно именует Рахилью, тем временем лениво жуёт огромный кусок дыни, тоже исполненный сладким ядом. Нарезанные ломти полосатой узбекской красавицы разложены на огромном фарфоровом блюде. В раскрытую балконную дверь, спасаясь от жары и влекомая ароматом, влетает целая эскадрилья ос и сразу облепляет сахарные дынные дольки. Пожав плечами, Риммочка, практичная от безделья, как все мечтательные натуры, достаёт с антресоли ветерана приборостроения – старенький отечественный пылесос. Включив дребезжащий мотор, отчего изумлённые осы сразу перестают жужжать, Риммочка проводит раструбом над столом, и полтора десятка крайне рассерженных насекомых попадают в плотные объятья запылённого матерчатого мешочка...

Надежда и опора семейства Ганичкиных, жена Сёмы Броня Исидоровна, второй месяц упрямо ищет спасения от ножных мозолей. Знакомые указали Броне адрес некой пани Ядвиги, мастерицы лечить пассами любую немочь, освоенную человечеством – от скарлатины до геморроя. В телефонной беседе пани Ядвига мгновенно соглашается принять новую пациентку, привосокупив, что недавно увидела во сне весть о её приходе: жаркий огненный петушок слетел на голову пани Ядвиги и указал бородкой на шпоры, которые ему до смерти обрыдли...Заметим, что иногда случаются и более страшные вещи, чем вещие сны.Пациентка и целительница сговариваются на встречу в половине седьмого.– При общем стаже ваших мозолей, мадам, семьсот рублей за визит – это практически даром – кричит напоследок пани Ядвига и бросает трубку.Семьсот репьёв тебе в глотку, мрачно отвечает про себя Броня Исидоровна.Пыхтя и переваливаясь, как перекормленная утка, она отправляется с Пересыпи на Привоз – за новостями и продуктами. Ганичкины обожают пышный семейный ужин..Приветствовать сидящих за трапезой домочадцев можно по-разному.Вот как это делает старая Циля Цахес, семейный философ школы циников:– Х-хэ Просто исключительно высралась – без никаких геморроев В моей прямой кишке куда больше толку, чем в ваших кривых мозгах... Ага-га, проктолог Рувим Шли бы вы уже на панельПомимо хорошего стула, Циля ценит бурные скандалы с детьми и свежее фруктовое желе.Жизнь Цили – неиссякаемый фонтан красноречия, которое ближним отнюдь не по нраву.На что ей абсолютно плевать..Усадив гостью в высокое кресло, пани Ядвига зажигает в центре стола большую чёрную свечу в диковинном подсвечнике и заявляет без обиняков:– Все болезни случаются от неудовольствия Люди сами враги своему здоровью...– А неудовольствие – это вся наша жизнь Таки не морочьте мне голову – желчно подхватывает Броня. – Я вам по пальцам перечислю, когда от жизни получается удовольствие: это если Сёма проест меньше, чем заработал, и от пары супружеских пустяков... Имею вопрос: или вы уже начнёте лечить?Ядвига вскидывается над столом со свечой и, отправив костлявыми кистями несколько мощных пассов, взрывается нутряным басом:– Ом-молон, Ом-мани... Ом-масан, Ом-мурон...У Брони сильно чешется левый глаз, но она, напуганная поворотом событий, не смеет и шевельнуться. Внезапно её охватывает какая-то вяжущая слабость, подобная любовной истоме... В ногах начинает покалывать, ступни будто пронизывает слабенькими электрическими импульсами. Броня в страхе скидывает туфли и обнаруживает, что все её мозоли исчезли Она вскакивает и бросается к Ядвиге, в порыве восторга хватая её в объятия... свеча падает и скатывается к здоровенной тюлевой гардине – гардина торжествующе вспыхивает...Две измученные, перемазанные сажей женщины устало бредут к дому Ганичкиных.– Я всё покрою – бормочет потрясённая Броня. – Пока что вы будете спать в комнате Риммы... Я дам вам кров и приютПани Ядвига механически кивает и сбивается с шага.

Тем временем у дверей Ганичкиных дребезжит звонок.Сёма с досадой отрывается от своей бегущей строки и недоумённо чешет переносицу: у своих всё же есть ключи, а гости к Ганичкиным ходят только вовремяОтворив дверь, он в изумлении отступает – в дверь проникает странная пара. Вначале в прихожей появляется смуглая толстушка, держащаяся скованно и вместе с тем развязно: заметно, что ей крепко не по себе. На гостье лёгкая холщовая хламида, перехваченная в неуверенной талии цветастой косынкой. Ещё страннее смотрится её спутник: он одет в глухой чёрный сюртук; на рыжей прилизанной макушке с трудом удерживается круглая чёрная шапочка-кипа...– Х-хэ Шалом, Хецраель – грохочет старая Циля, и Сёма с дочерью вздрагивают: в странном поцыке внезапно обнаруживается их Рафка Он аккуратно выводит носатую, грудастенькую спутницу с кривоватыми толстыми ножками на середину гостиной и торжественно провозглашает:– Воистину, шалом Знакомьтесь: моя будущая супруга Лизавета Осенью мы выезжаем с её родителями на землю предков, в обетованный Израиль... а оттуда в обетованную Канаду Аминь, то есть привет Хау, я всё сказал– Броня меня, пожалуй, убьёт... – потрясённо шепчет Семён Рафаилович.– Рафка, ты будешь зарабатывать обрезанием? – с невинным видом осведомляется юная Риммочка. Рафка украдкой показывает ей веснушчатый кулак.В этот момент входная дверь снова распахивается, и Броня, втащив в квартиру почти бесчувственную пани Ядвигу, устало роняет:– Сёма, ты меня, наверно, убьёшь... Я подожгла салон этой мадам и вылечилась от мозолей.– Х-хэ – грохочет старая Циля. Присутствующие синхронно вздрагивают. – Теперь что, так лечат? Приглашают что-нибудь сжечь?– Ах, оставьте свои дешёвые юморески... – вздыхает Броня. – Пани Ядвига будет жить и практиковать у нас... какое-то время, затем уже что-то придумается...Сёма заметно светлеет и приосанивается, но супруга уничтожающим взглядом гасит его порыв. Войдя в Риммину комнату, Броня стаскивает с антресоли уже известный нам пылесос с похвальной целью освежить гостевой диванчик, но всасывать пыль он явно отказывается. Броня решительно отсоединяет пылеприёмник, и рой рассерженных ос заполняет уютную Риммину спаленку... Из женских глоток раздается визг, от которого пали бы стены не только злосчастного Иерихона, но и всего царства Хананеев..Семён Рафаилович самоотверженно бросается на выручку, роняя мебель, распахивая дверцы шкафов, а также форточки и окна. Рафка презрительно суживает глаза на эту суету и удаляется под ручку с будущей супругой. Через минуту Сёма получает два укуса в шею и один под глазом, отчего его физиономия принимает какой-то вызывающий вид. Так, наверно, мог бы выглядеть капитан Сильвер, получивший чёрную метку, накануне решающей встречи с пиратами.– Размещайтесь, будьте как дома – рокочет Циля, смекнув, что с появлением пани Ядвиги она обрела консультанта по проблемам желудочно-кишечного тракта. – Рафик нас скоро оставит, комнатка освободится...Броня недоумённо поворачивается к Сёме, но он отрешённо машет рукой: потом, потом...

В двери снова звонят. Какой странный день, думает Сёма, устремляясь навстречу новому гостю. На сей раз это незнакомый, собранный весельчак, вопрошающий прямо с порога:– Кто у нас будет Ганичкин, Семён Рафаилович?– Зачем буду... Я уже есть, – несмотря на браваду, Сёма встревоженно замирает.– Повестка вам, в народный суд. Приглашаетесь по делу о пропаганде развратаСёма выпрямляется, глаза его странно блестят. Женщины оторопело замирают, не зная, чему больше дивиться: знакомым словам или незнакомому Сёме...– Дети мои Новый год мы встретим с Рафой в Иерусалиме Теперь в этом доме будет свой узник совести – голос Сёмы приобретает трубную окраску.Незнакомец оторопело раскрывает рот, но тут же спохватывается:– Пошутил я... курьеры мы, из редакции. Аванс я привёз. Распишитесь, здесь и здесь...Его обрывает лёгкий стук: упав в обморок, Семён Рафаилович разбивает в падении китайскую вазу из приданого старой Цили...Надвигается гроза. На ней мы и опустим занавес.© Стэн ГОЛЕМ

АФфтар жжотПеши исчо

Что-то как-то не очень...